Молчаливая строгость горных вершин сохраняла исконную и заповедную чистоту в центральной части материка Евразия. В верховьях реки Казыр расположился центр оледенения Агульские Белки, который вместе с хребтом Крыжина и хребтом Ергак-Таргак-Тайга образовали крупный высокогорный узел. От этого узла отходил водораздельный Удинский хребет. В древние времена огромные ледники расчленили хребты вертикально на острые зазубренные гребни с пиками, склоны которых разъедали кары. Небесная россыпь жемчужных ледников блестела на их резких вершинах. Стихия небес обнимала вершины, подножия, склоны, перевалы, гребни, долины, ледники, тундру и тайгу склонов длинных горных хребтов. На перевалах не различаясь, туман, снежная мгла и низкая облачность ограничивали видимость. Ледяные иглы туманной мглы наползали и обволакивали за считанные секунды, а гроза собиралась за минуты. Туман мельчайших ледяных кристаллов, парящих в воздухе, сверкал в свете лучей солнца и при полном безветрии мог двигаться. В лучах луны появлялись дивные светящиеся столбы, идущие вверх в небо, и при ветре висели на месте. Но таёжник верил, что увидит открытой вершину Агульской Пилы.
Воспитанные медведем предки таежника, одеваясь в тёплые меха, кочевали в Саянских горах с древних веков. Спасаясь от суровой жизни, к ним присоединялись люди заниматься таёжным оленеводством и охотой, и жить в чумах, крытых шкурами оленей. Уважая законы хозяина гор, таёжник вёл свое начало от прародителя Большого Медведя и владел тайной медвежьей тропы. Науку медвежьей охоты таёжник постигал с детства и учился потерявшим свое прозвище медведей называть ласковыми именами. Охотился на могучих самцов, поднимая зверя из берлоги, а медведиц не трогал ради потомства. Тяжелое и жирное медвежье мясо брал для пропитания рода, и пытался возродить братишку для будущей жизни, ожидая от небес чуда. Заглаживая свою вину, носил амулеты, сделанные из когтей и клыков в виде созвездия Большой Медведицы. Весной и летом близкого предка медведя не промышлял, а вековыми удобными медвежьими тропами ходил след в след по магическому Медвежьему кольцу, и с удивительным теплом рассказывал об этом.
В тёмном небе тонкая долька молодой луны собирала мечты со звёздных туманностей. Утром упал мокрый снег, но ветер отогнал тучу, и солнечный луч осветил медвежью тропу, протоптанную вдоль гребня водораздела. Много раз медведи ходили от места кормёжки к лёжке, водопою и на свадьбы, оттаптывая и набивая глубокую тропу. Таёжник опознавал местность по медвежьим тропам и иногда по ним ходил. Медвежья тропа, была значительно шире тропы оленей, и таёжник побрёл по ней от исцеляющего водопада до скалистого выступа. Обходя заросли стлаников, внезапно столкнулся с хозяином тропы. Почуяв весну, молодой медведь с берлоги вылез и стоял на задних лапах у пирамиды камней, оставляя следы от когтей прямо на лишайниках. Ссутулив плечи, любознательно выглядывал, ожидая приближение таёжника. Медведь старался не показываться лишний раз человеку, но встретившись, обозначал свое присутствие. Он чесался о стланик спиной и шеей, и мех играл и переливался на солнце. Царапнул камни, косо взглянул и мирно пошёл вместе с ветром воплощать мечты в счастье. С гребня в ущелье через ягель и кусты петляла еле заметная тропа, а рядом ещё одна тропа и ещё, по ним медведи в присутствии Луны по перевалам ходили.
Над водоразделом судьбы - серебристое и золотое светила взошли одновременно, и таёжник оставил подношение на добрый путь к подножию почитаемой общей кучи из камней на перевале. Из нескольких обрывков троп, выбрал ту, что вела молодого медведя к пикам высокой горы. Осторожно ступая, вскоре вышел на каменистый склон, по которому медвежья мать, с любовью и нежностью вела крошечных и неуклюжих сеголеток-медвежат. Они расстались с логовом и по борозде в глубоком мху и завалам спускались к Малому Агулу. Осторожная мать, учуяв человека, фыркнула и в поисках корма ушла за торчащие скалы крутого склона. Вдоль Малого Агула минуя чащобу, по борту долины перешёл таёжник бурный приток и по камням поднялся выше. Вдоль заросшего ерником ручья прошёл брод, и медвежья тропа вывела его к островку на стрелке с речькой Орзагаем, упираясь в моховое болото. Веселье птиц дарило радость, и молодой медведь, собирая лапой черемшу в пучки, обсасывал стебли. Лениво повалялся на сыром мху, но унюхав таёжника, не испугался, а лишь на локти встал. Глянул, фыркнул и продолжил смаковать зелёное лакомство.
Ночью растущая Луна взметнулась вверх, играя в прятки с облаками, и таёжник сделал подношение, хранителю гор, подзывая полоску материи на перевале. Под охраной добрых мыслей продолжил движение вверх по левому берегу реки Орзагая и вышел на крупные камни реки Озерной. Медведь шёл впереди по бархату мха с первыми цветами Вероники Саянской. Тропа пересекла приток и плавно спустилась к руслу, и у развилки таёжник нашёл брод, со свежими отпечатками медвежьих лап на прибрежной песчаной отмели. Поднявшись через мшаник, вышел на перерезанную ручьями плоскую долину Медвежьего озера. Всю ночь лил дождь, переходя в снегопады, и скрыл тропу. Таёжник с трудом находил следы, но его насторожили ругавшиеся вороны. Присмотревшись, он разглядел на снегу лежащего черного медведя. Огромный медведь не любил свежее мясо, предпочитая его кушать с душком, и вволок хромого лося присыпая тушу травой. Сверху возлежал чёрный медведь, чтобы от его тепла мясо лося быстрее подпортилось. Шорох лютого зверя насторожил, и он пометил свой участок и охраняя от вторжения чужаков. На слух хищник различал шум под ногой человека, пищухи или оленя. Оставив в покое зверя, осторожно таёжник прошёл за молодым медведем по дну распадка, и выбирался к озеру по второй медвежьей тропе. От истока реки Озерной западный берег озера с крутым склоном Приозерного хребта покрывали снежные шапки, а восточный с узкой полоской тайги, острые пики хребта Медвежий.
Лазурный Лунный ломтик появился на краюшке мира и поднимался по узкой долине ручья с нависающим скальным обрывом. Каньон лёгким шагом медведь прошёл по каменным сбросам левого борта долины к снежной пробке, висячей в верховьях истока. Любуясь контрастом белого снега и незамерзающей воды, снежный мост обошёл по зеленым ягодным полкам. Поднялся до скал, пересек снежник и на дне распадка оказался на плоском каменистом плато. Медведь выбрался на вершину горного гребня, вспугнув Лунный ломтик, словно белую куропатку. Печально спускался Лунный ломтик по крутой подвижной осыпи к долине ручья с каньоном притока реки Кинзелюк. Чудесным знамением осветил поднебесной лунной радугой водопад, падающий с высоты в озеро. По зарослям ерника с нависающими крутыми склонами перешёл реку, и по тропе нырнув в тайгу, ушёл круто за гору.
Медведь поднялся вслед за Лунным ломтиком по каменистому склону и вышел на широкую перевальную седловину к реке Фомкиной. Не теряя высоты, срезал стрелку притока, вышел к падающей воде. Медведь сильным обонянием зачуял, что волчья стая рядом, а понять где - не мог. Осторожный медведь прильнул к потоку исцеляющего водопада, вытянулся, слилась с висячей наледью. Медведь определил лютых зверей носом, высовывая кончик из струи воды, быстро шевелил, втягивая воздух. Вдруг он вышел на задних лапах, и широко раскрыв пасть с клыками, заревел так, что волки увидели его красную глотку. Первым бросился матёрый волк, но медведь схватил и ударил его о скалу. Неуловимым движением лапы повалил вожака на камни, но тут вся стая бросилась к водопаду. Медведь бросил волка, закрутив головой, заревел так громко, что его рёв эхом отражали все горные хребты и долины. Волки заскулили и задрожали, и не тронулись с места. Неистово рыкая, медведь перепрыгнул проталину, петляя следы, ушёл за камни укрытые снегом и ледопадом.
Прибывающая Луна блуждала в заснеженных вершинах и облаках. От первой Фомкиной речки вверх по течению ручья медведь начал подъем и вышел на широкую плоскую седловину водораздела и спустился в тайгу второй Фомкиной речки. Погода портилась, и в ливень идти за медведем было тщетно, в ненастье все зверье пряталось. Медведь отдыхал, к стволу могучего кедра спиной прислонившись. Предугадывал приметы доброй погоды и наносил на дерево метки - царапал кору когтями и зубами, тёрся спиной о ствол, оставляя на нём клочья шерсти. Гроза ушла, и ветер стих, медведь побрёл по склону горы, забираясь выше. От аромата цветов жимолости на голых камнях тяжело дышалось, но легко пелось сквозь вечность в небеса. Тропа изогнулась у излучины ручья, и вновь пошёл дождь. Горы омывали тропу по Медвежьему кольцу, и стало спокойно на сердце. Медведь вспоминал каждый свой шаг при подъёмах на горные перевалы. Озарёнными проблесками всё замечал, слышал, чувствовал и вновь увидел над горой восходящую Луну.
Луна ярким шаром светила, и погода установилась в горах ясная и тихая. Ночью стало светло, как днём, и горы серебрились и искрились в холодном блеске полнолуния. Позабыв про рассвет, медведь шёл по Медвежьему кольцу таёжных троп, снежных мостов, где кедры цеплялись за отвесные скалы и бурные реки превращались в сердитые перекаты. Луна белизной светила медведю прямо в очи, а он перелазил завалы дикой чащи, по склонам клюквенных болот переходил с одного берега на другой вместе с медвежьей свадьбой. Из объятий невесты по призрачным следам тропинки на осыпном склоне и наклонным плитам к травянистым полкам и вышел на седловину перевала притока Прямого Казыра. Следы от поблекших звёзд на снегу растворяя блеском рассвета, затянутая льдом река Прямой Казыр местами вскрывалась. Обходя коварные ледяные пустоты и бурлящие промоины по лунным дорожкам, медведь продвигался к истоку ручья Богай. По прибрежному снегу и террасам, зигзагом спустился с перевала, и пошёл по грани хребта, меж кривизной пологого спуска в сторону Большой Кишты, где гора обрывалась высокой стеной. На перевале к речке Ванькина веял ледяным дыханием пологий хрустальный склон горы Агульской Пилы, озарённый утренней Луной.
В лоскуточке небес полная грёз Луна чуть прикоснулась к острию вершины горы. Вершина Агульская Пила острыми пиками отрезала от прозрачной Луны маленькую краюху и сквозь туман, на талый снег и вечнозеленый плющ, бисером посыпались звёздные мечты. В этом горном обиталище отзывалась лунная медведица, идущая по следу добычи. Мечты, причудливо играя и искрясь, дарили новые надежды, и изморозь туманов таяла. Медведь смотрел на Луну почти заворожённо, надеясь увидеть блеск счастливых глаз. Он и в Лунной тени готов был продолжить путешествие и по плитам вскарабкаться на гребень вершины Агульской Пилы. Набравшись терпенья, спускаясь по снегу, медведь обошёл гору Агульскую Пилу, собирая орехи и мечты. Не доходя до перевала, спустился через густые кусты багульника на крупных камнях, в брусничную долину притока Ванькиной речки. По крутым осыпям со снежниками и скалами от перевала Игонькин Слив к реке Прямой Казыр тропа петляла по зарослям водосбора примятого снегом к перевалу Тофаларский, оставляя вершину тлеть в плену тумана.
Всеядный медведь, опустошал кладовые бурундуков, топтался по ягодникам и кедрачам, набирая жировой запас, а убывающий Лунный ломтик, наполненный тайной и сказочными грёзами светил в предрассветной лазоревой дали, и яркое Солнце его затмевало. Медвежье сердце разгадывало мечты и стремилось в неподвластные высоты взойти по тропе, ведущей к Заоблачному перевалу. Зевнула тучка, и запорошил слабый зазимок, перестали быть видимыми манящие очертания вершин. До притока с перевала Пихтовый медведь, заворачиваясь в прохладный туман, скрывающий очертания гор, шёл без тропы правым берегом по корке хрустящего льда. В устье притока Тофаларского Ключа окунувшись с головой в грёзы собирал богатый урожай грибов. Медвежья тропа кружила через перевалы Пихтовый и Барбалыгоякский. На каждом перевале медведь созерцал, как вершина Агульская Пила каменными выступами отрезала от Лунного ломтика маленький краешек. На седловине перевала Охотников в искрах инея, и в алом зареве заката открывался чарующий вид на скальные зубцы вершину Агульской Пилы. Зубьями утесов она пилила середину Луны, и светлая половинка роняла с небес на горы дивные мечты. Луна худела и вновь обнимала вершину Агульской Пилы, своё серебряное забвение латала нежным, неземным узором туманов. Лунный ломтик с краешка вершины Агульской Пилы собирал парное молоко туманов и пил до дна, а вершина Агульская Пила каменными выступами и выемками отрезала от Луны маленькие кусочки видений. Ущербная Луна понимала, что ей не прожить без друзей и словно по замкнутой тропе возвращалась к вершине за свежими туманами, а неподвижная громада Агульская Пила отрезала её краюхи.
Взойдя на пик безмерно огромной горы, медведь встретил растерянный Лунный ломтик, приносивший сновидения на необъятные вершины. Ожидания невозможного сделались возможными. Не веря своему счастью, рассказал ей про туманы в ущельях и про пожелтевшие листья карликовой берёзки на перевалах. Раскрасневшись с обратной своей стороны, горбато сутулясь, старый ломтик Луны, отдавал свои последние грёзы. Без видений ссохшийся и опустошённый Лунный кусочек спрятался в зыбкой тени звёзд Большой Медведицы. Новолуние заботливо скрыло осень, отрезанную от зимы острыми пиками Агульской пилы. В снежной мгле безлунных ночей чудесные мечты упали в настежь отворённое эхо Медвежьего кольца, и медведь залёг в уютную берлогу в ожидании новой весны.
Комментариев нет:
Отправить комментарий