Малышом я произнёс свое заветное первое слово в присутствии мамы. Весь алфавит выучил вместе с ней и прочел свое первое слово. Не случайно оно было написано на паровозе. Мы жили в доме рядом с железнодорожными путями поворотного треугольника с тремя стрелочными переводами, криволинейными ветвями и тупиком с упором. Днём и ночью по этим рельсовым полосам разворачивались паровозы локомотивного депо. Паровоз заезжал, у моего дома переводилась стрелка, и поезд с разворотом на 180°возвращался на станцию, но уже на другой путь. Я улавливал все звуки и слова, запоминал сочетание предметов и названий и пытался кое-что воспроизвести. Многосильный паровоз тайным зовом влиял на живое общение. Паровоз умел думать о станциях, о рельсах, о депо, перегонах, погоде, стрелочном переводе и о пути. Смотрел паровоз вперед, в движении надеясь встретить смысл жизни. Совершенно неожиданно для всех я болтал с ним, когда он притормаживал. Огромный паровоз торжественно, как в сумрачном бирюзовом храме отсвечивал прыгающими светящимися знаками. Пыхтел паром, гудел чугуном, дрожал буферами, блестел рубином звезды, сигнальными фонарями и фарой. Свистел, скользил сцеплениями и курил трубой. Махал бледно-жёлтым флажком, клубился водяным паром. Романтик дальних дорог трудно дышал и торопился от стрелки по напряжённым стальным лучам со шпалами к поднятым семафорам.
Паровоз удивительно влиял на мою речь. Рассматривая локомотив, я набирал фразы. Сидел, смотрел на удивительную живую машину и вслух называл загорело-золотые буквы "р" "о" "л". Под диктовку прекрасных сил делал невероятно сложную мыслительную операцию. Узнал буквы, сделал паузу и произнес звуки. По звучанию опознал слово. Думал. Пыхтел, как паровоз и осенило. «Роленков» была написана фамилия машиниста на кабине локомотива скорого поезда Москва-Пекин. Мой словарный запас стальной паровоз очень сильно увеличил. Самые любимые буквы были из фамилии машиниста открытым чистым сердцем тонко понимающего паровоз. В стеклянных глазах паровоза он мог прочитать печаль и счастье на двоих. Взаимосвязанные сердца их всегда были в пути на горящий свет. Они часть единого целого и вместе видели в картинках лазоревые рельсы, самое синее надзвездное небо и неземные сны.
Богатства в те времена хворали обнищанием. В чужих успехах и истины метаниях среди золы сталь рельсов, ведущая к счастью, блекла. Машинисту разворотный треугольник предлагал выбрать путь или к совершенству или к счастью. Не просто постоянно возить грузы, людей, толкать и тянуть за собой десятки вагонов, но дождаться успеха или самому делать свои дни счастливые. Машинист, прекрасно сам сочинял счастливые дни, и они ему улыбнулись.
Романтик чистой пробы машинист носил знаки различия - лычку, обращённую углом от плеча, и три звезды, первого класса квалификации. В центр азиатского материка, где ходили, горбами покачивая, только верблюды, звёздный миг отправляли лучшие паровозы и отличных машинистов. Обладающих отличным зрением машинистов, цветоощущением, точным глазомером, острым слухом доверяли трудную работу. Связанный с движением поездов большой массы, с высокими скоростями, в любое время суток и года, машинист сердцем не мог обмануться. Наблюдал за положением стрелок, показанием сигналов, сверялся с показателями давления в тормозной системе. По приборам видел, какая скорость разрешена на незнакомом участке, слушал голос, уведомляющий о приближении путепровода, переезда или моста. Машиниста не тянуло на курорт. Его манили Гобийские скрытые тайны для будущего, в прозрачно чистой дымке краски чёрного щебня, такие не видели обычные люди и искатели сокровищ. Сохранял хладнокровие и самообладание в сложных и нестандартных обстановках, если зимою в пустыне минус сорок и солнце смерзалось с песком. Летом жара горше горечи становилась за плюс пятьдесят. Принимал правильные и взвешенные решения, всегда смотрел машинист вперед, изредка оглядывался назад и мельком бросал взгляд, по сторонам рассматривая наследие солнечной династии. Первым уехал строить Трансмонгольскую железную дорогу, полностью меняющую древний мир полной изоляции. Шаг за шагом, за шагом – шаг по новым шпалам и рельсам, начиналось испытание горячего дыхания пустыней. Для увеличения надёжности состава с большой грузоподъемностью возглавлял своим паровозом. Они отстаивали свою правоту, не могли пойти врозь и катились одной дорогой. Машинист надеялся на мудрость и веру. Паровоз старался демонстрировать силу водяного пара. Бледное небо, как будто высохло на жалящем иглами солнце. Иссохший песок стекал, как вода с паровоза. Из нутра пустыни смотрела ничем не занятая пустота.
В зыбких песках утопало пугливой монетою колеблющееся солнце. Песок скрипел на зубах, резал глаза. Горячий ветер опалял лицо. Воздух вокруг плавился, колыхался обжигающим маревом. Машинист, не стонал, не жаловался. Чем дальше он продвигался вперёд, тем дальше становилась пустыня, иссушающая его чувства. Он не отдавал себе ясного отчёта, где кончается его путь. Он находил силы, чтобы идти, идти без конца. В движении по покрытой тайной бесконечной пустыни Гоби надеялся, встретить смысл своей жизни. Пугаясь очередными миражами, где барханы превращались в топи, наш машинист и паровоз искали здесь хранилище знаний, прекрасный оазис, саму осыпанную счастьем Шамбалу. Веря, что в пустыне зацветут сады, и в сухих руслах рек заплещется вода. Раздвинув засов сердца, крылья росли из сутулой спины паровоза.
Машинист мужественно, отважно прокладывал новые пути по горам из зыбучего песка и, наконец, на китайской границе в юрте посреди песков остановился. Осмотрел паровоз с длинною вереницей вагонов в обожжённых солнцем барханах у горла скал. Здесь, среди копыт верблюжьих отпечатков жизнь шла своим чередом, почти не меняясь на протяжении многих тысячелетий. С яркими впечатлениями ездил первопроходец по экзотическим субурганам и пагодам кочующих племён, через глухие чащобы пустыни до маленького монгольского приграничного с Китаем городка Замун-Ууд, сомонного центра Восточно-Гобийского аймака.
Пути Монголии подобны разномасштабным и единым узам бездонного космоса. Стальные лучи упрямо и насквозь вывел машинист из Дорожных ворот через хребты и отроги на прямой горизонт чёрного сухого неба необъятной пустыни. Стирала лента дороги грани между пустыней и полуразрушенными остатками вьющейся хвостом дракона Великой Китайской стены. Хотелось быть лучше всех, радостней, богаче и с каждым мигом чуточку умней. Снова стать частичкой целого, живого, мощного, мчащегося паровоза. Почувствовать единство внутри, снаружи и в самом себе. В родном бешеном ритме вращения движущейся махины посреди пустыни быть собой довольным. В полу вдохе и полушаге осознанно реализовывался на пути. Больше не задумывался над смыслом жизни. Возможно, чарующая магия смысла жизни в зрачках менялась. Сердце тосковало и остро вспоминало утреннюю росу, ароматы чудных трав Сибири и лучезарные улыбки детей. Отчаянно захотел машинист опять вернуться на тот, ведущий к счастью, разворот. Протягивая руку счастью с середины пути, машинист заключенной в объятия пустыни, поспешил домой к разворотному треугольнику, где его ждали с женой маленькие ребятишки Роленковы Серёжка и Бориска. Машинист вёз им подарок дороже злата караванов, часть пустыни Гоби, издание Сокровенной истории Монголии и рукавички из верблюжьей шерсти хранящие тепло.
Комментариев нет:
Отправить комментарий