Катышиндигеру

 Русин Сергей Николаевич,
художник, член Профессионального союза художников России,
член Русского географического общества,
автор проекта «Тофалария. Большой Саян»,
лауреат премии губернатора Иркутской области

 Катышиндигеру. - Иркутск. -Артиздат. 2020 - 480 с.

                 «Разделение миров»

Вода и небо - составляли неразрывное целое,

Творец Вселенной – птица достала со дна жизнь,

По щепотке раздала стихиям, людям и зверью.

Луна зародилась из мысли, из дыхания рос ветер,

Разум - от облака, олени поднимались из росы,

Дыханьем светлых звёзд души стада наполняя.

Голодный волк точил острые зубы на стороны света.

Клыком драл под небесный и над звёздный рассвет,

Рвал уставшую плоть розовой зари и чудного покоя,

Сменяя времена года в вихре страсти путаных миров.

               «Хозяин гроз»

Похожий на птичье яйцо хрустальный метеор нашёл в гнезде глухарки,

Камень заключал в себе души, хранящие свет жизни и тайны времени.

Выносил камень на солнечный свет, встряхивал между небом и землёй,

Вызывал летом град и бурю, дождь со снегом, зимой оттепель и капель.

Чистый дух человека возрождался три раза - сам, внук и дальше птицей,

Каркая вороном, камень обносил вокруг очага, закреплял жизнь детей.

Сохранял равновесие в измученных судьбах звёздами запорошенными,

Небесный хозяин передавал силу облакам, и дождями дышал ягельник.

Давал заклинателю совет, указывал песенную тропу, охранял от зверей,

Вдыхая всполохи зарниц, к мечтам притягивал изогнутое сияние молнии.

                          «Пламя грёз»

Из искры являясь в таёжный мир огонь, неторопливо зарождался в пламя,

Дух отсвета дышал внутри души меж дымом, мерцанием и мечтами.

Движение отблесков страстей огня хоровод теней внимая повторял,

Пылкую стихию вдыхая в бездушную тьму, время неотвратимо ускорялось.

В обжигающем танце распахнув объятия, огневые языки костра сплетались,

К звёздам взлетая и падая ниц зазывая не воплощённую охотничью удачу.

Жаром опалив позабытые грёзы, накал чувств угасал устало,

Разгар изгари дохнул в простор, сжигаясь притяжением счастья.

В угасших углях хозяйка очага душ кормила порывы жаждущего огня,

Сжимаясь в проблеск, незримо в небо взмывали снопом стрелы горящие.

             «Осыпание хвои»

В сумраке печали и тоске на узорах надежд,

Ярким пурпуром зажглись закатные небеса.

В хвойном запахе и серебре лунных скитаний,

Внемля рыданиям, продрогнув медленно остыло,

Нахохлившись птицей в тишине осенних стихий,

Лунные рожки  загорелись искринкой и притихли.

Осыпала лиственница зыбкое золото хвои на снег,

Смолистым дождём с кроны лапками хлопала.

Не выбирая судьбу, безмятежные души хвоинок,

Заблудились и приютились в тени снега на ночлег.

             «Нить судьбы»

Звезды сущности одаренные душой и движением,

Состоящие из огня они кажут Луне и Солнцу путь.

Бессильно изменяя уготовленное россыпью искр,

Бережно прикасается к увядшим к цветам и плодам.

Слёз искристой прохладой, блеск придавая мечтам,

Срываясь с внешнего неба неподвижных снов.

По скрученным в узлы лучистым жизненным нитям,

Пронизывая насквозь колыбель небесных сфер.

Сердцевину начала, соединяя с обиталищем душ,

Вокруг затягивая свет и тьму небесного вращения.

                 «Паданка»

Кедровую тень метель разбавила белым снегом,

В алеющем рассвете срывая переспелую паданку.

Расколов на кусочки осеннюю зиму солнышком,

Сбитые ветром шишки-паданки горят золотом,

В избытках красоты в покой волнения сорвались.

Потрясая кедры, шишкобой вьюгой умчался ввысь.

Под ножками горностая трещит оледенелый страх,

Отражаясь призраком счастья в льдистых зеркалах.

Путаясь в снегу падымок лениво позёвывает тайком,

Кромку полыньи стылой тоски, затягивая заберегом.

            «Солнечная дорожка»

Лунный ломтик остриём раскроил просвет в снежной пустыне облака,

От гогота пролётных птиц проснулся рассвет над каменистым озером.

В брызгах света разворачиваясь, посреди озёрного изобилия уселись,

Гладить ветра дыханием чувства зеркальной воды в скальной оправе.

Росой заиграл продрогший тальник, опрокидывая дно неба в заводь,

Очистилась ото льда огненная дорожка, сжигая в небыль мглу и тени,

Шагая с камня на камень к близкой дали, встала на крыло птичья стая,

Проседью покрылась вода и спустилась рыба в когтистую шубу ручья.

Заглаживая прежней жизни следы зябкой дрожью по кожице шуги,

Облик крылатого и рогастого зверя, задев небеса в бликах отражая.

           «Снежноягодник»

Предвестник первого заморозка ледяная ночь,

Шепчет над листопадным кустом заговоры.

Клочьями серого тумана наползают сумерки,

Белой ягодой с легким румянцем зреет Луна.

Снежноягодник искрится в мглистой радуге,

Светом звезд, зажигая капли талой изморози.

Скалы огненно-искристым сиянием охвачены,

В сухой листве потайной тоской размыто сквозя.

Хлопья невзрачных ягод, встречая стужи видение,

В дыхании холода дарят свиристелям угощение.

                          «Паутинка»

Над горными тропинками осыпанных золотой хвоей,

Паутинка-ниточка в тонком кружеве влюбленности.

С грустным вздохом встречая пожелтевшей рассвет,

Не огорчаясь, бережно треплется на ветру в ненастье.

Ловит в кружеве тайге мгновения убегающей луны,

Поймав мнимое заморозка тонко сотканное счастье.

В прозрачность хрустального неба, лучиком взлетая,

Обрываясь в сплетение сновидений вершин и небес.

Трепетная нить, наполняет сердце шепотом вслед,

Снежное падение закроет вершины белым зазимком.

           «Первозимок»

Плачет неуловимое эхо унылой слезой дождевой,

Горький привкус дымка в закатном багрянце грёз.

Усталое Солнце согрето одеялом опавшей листвы,

Увядания лихорадочный румянец на лунном лице.

Всхлипнули шугой бурной речки мшистые камни,

В падении острых хвоинок почуяв терзание тайги.

Тонким свистом синиц продрогший ветер свищет,

В заснеженной тени вершин погас отблеск зарниц.

Пурпурное горение золотистой парчи лиственниц,

Вплетается в изумрудную отповедь осенней ночи.

                               «Очаг»

Кочевая семья дорожит собственным огнём очага,

Теплом отношений, центром жизни и гранью целей,

Родным дыханием, сердец биением, бликами света.

Охраняя огонь от соединения с чужим пламенем,

Кочуя, огонь отчуждался от чести начального пламя,

Поддерживаясь чужими дровами и вдыхая воздух.

Не разогревали кочеводы кусочек холодной пищи,

Сваренного на углях не наследственного очага.

В дни встречи очага и стада после летней разлуки,

К огню предков прибавляла семья воплощённую искру.

                            «Мягкая метель»

Кочевой народ на необозримых истоках больших рек,

В уснувшем первозимье душу не погружает в уныние.

Олень рождается в тайге, а выживает в горной тундре,

Выводя кочевников на острые грани горных хребтов.

Под ногами верхние миры, от оленя возникших непосед,

Звёзды далёких вершин зрят на будущее из прошлого,

С дыханьем белокрылой стаи нежась в мягкой метели.

Волком подвывая, взбираясь на скальные пики вершин,

Вьюга уносит хвою с тёплых тропинок солнечных лучей,

Стекая по стволу прозрачной смолой, срастаясь с землей.

                        «Большая ночь»

За просекой тайги, где живет Луна, разгорелся закат,

С чувством беспечности низко плывут ненастные облака.

В просветах так же ярки немеркнущие звёздные пути,

Черпая синеву, звезды падают с потоком жёлтой листвы.

Серебром ложится иней на каменистые тропы и мох,

Ветер не страшась усталости, карабкается по перевалу.

Воздух прозрачный опавшей листвой весело куролесит,

Звездопад вспыхнул огненным росчерком россыпи.

Лунное мерцание шалит в багряных кустах багульника,

Ягель прислушивается к скупому голосу зазвеневших вьюг.

                                  «Ранний снег»

Падающими хлопьями сходит наземь заплатанный небосвод,

Меняя узоры золотисто огненных росписей удивленной тайги,

Облачая хвою в мягкое, хрупкое и пушистое одеяние звёзд.

Ледяным дыханьем севера льётся лазурь на горный оклад,

Листопадной струёй ручей следы оставляет, касаясь Луны.

В серой полутьме на камнях подтаял ранний мокрый снег,

Оставив насыщенную просинь небес за ягельным перевалом.

По меткам на старых стойбищах привязных лоскутов материи,

Над острыми пиками гор перелётные птицы летят на ночлег,

Белый, как снег оленёнок принёс к очагу удачу на всю зимовку.

                          «Имя-амулет»

Рождённого при восходе солнца нарекали именем,

Предугадывая будущее, проводили обряд узнавания.

Вопрошая, понимали, чья душа-хранитель вернулась,

Кочующее имя не жило отдельно от своего носителя.

От нечеловеческого имени и клички собаки – хандрил,

Уставшее от многократного повторения имя менял.

По мере жизненной смены стойбищ, мокрый снег,

Читая настоящее имя, получал власть над судьбой.

Под упругим ветром к имени добавлял чистое прозвище,

Силу движения Кочевода желая превратить в Охотника.

                    «Маскоид»

Лицо частично окрашивал в цвет изгари и пепла, передавая мимику,

На лобную повязку обшивал оленьим волосом части человеческого лица.

Спереди охранители - глаза, нос, рот и уши, а сзади духи-помощники,

Вдоль верхнего края повязки пришивал лучи-перья глухаря для полёта.

Причудливый облик головного убора насыщал внутреннее заполнение,

Двойным зрением видел то, чего не видели простые добытчики зверья.

Указывал принадлежность к роду-семье, снимал вопрос об имени предка,

Вспоминая онгон шаманов всех поколений, обращался к ним с просьбой.

Костью солнца ночью совершить путь на восток, победить в схватке Луну,

Возродится молодым, превратится в лучезарных духов камней и вершин.

                          «Закличка»

Забытая бездна небесная задела пламенем тальник,

В прозрачности воздуха разбивала солнечные лучи.

Теснясь осколками в тусклом золоте опадающей хвои,

Размотанной моросью и туманом облака печалились.

Дух пурги брызгами озноба трепал мохнатые кедры,

Дупла соболей и ловушки укрывал крупинками снега.

Глухари и куропатки затаились в гнёздах убежищах,

Их мягкой хвои, осыпанной на радужный мох и ягель.

Срезав рваную зарю, собрала стая перелётных птиц,

Кочевод, под звуки бубна закличками прогнал грусть.

                               «Охотничий напев»

Лапка гуся сверяет статус человека в природном мире,

Мелькание ног оленя передаёт ощущения пурги.

Волнения подвесок на костюме шамана не удержать,

Бисер нагрудника и души в охотничьей сумке их меха.

Протоптанные следы зверьков мерцают сухим снегом,

Украшая обереги из шкуры, зуба, рогов и копыт оленя.

Склонённое Солнце осветило белые зубчики чумиков,

Собираясь в дорогу шалый ветер, кормит осени огонь.

Холодит тело кочевода через истёртый мех одежонки,

Падая и спотыкаясь, он не ругал дающую жизнь тайгу.

                              «Птичий узор»

Летняя радость Солнца усохла, как старая Луна,

Ветер в камусы вложил стельки из сухой травы.

В обозе из вьючных оленей за ведущим быком,

Не спеша вышагивал олень с детской люлькой.

По одежде вверх перьями, скатывался дождь.

Обшитая кожей, волосом оленя и сухожильными,

В наряде из перьев кочует за улетающими птицами,

Меховая мозаика не спугнёт начала оленьих игр.

Усыпанная разноцветными листьями кустарников,

Тайга оголилась до снега звездами Млечного Пути.

                 «Душехранилище»

Миро устроитель олень ветвистыми рогами оживил тайгу, реки и горы,

Окаменев, возвысился до небес, связав небо и горы, людей и предков.

Восточная солнечная и западная подлунная охраняли мир от невзгод,

Меховой ковер из оленьей шкуры с текущими  реками и древом жизни.

Дух-хозяин птица кормила новорожденного птенца в душехранилище,

В пронзённом заревом гнезде птица наполняла чувством блеск ума.

Тревожное сердце, пугало дитё творить судьбу душевным взглядом,

В туманной вселенной берегла нетленная душа доверенное счастье.

С вершин в нижний мир падали застывшие в слёзы приметы-памяти,

Сжигая боль утрат в чистилище души, золой тлел свет воспоминаний.

        «Верховой олень»

Против ветра гнал лося по следам верхом на олене,

Падала собака от изнеможения, но охоты не прекращал.

Передохнув, чай заваривал сухими листьями багульника,

Угощал пламя огня с просьбой дать удачу в промысле.

Лоб оленя мазал сажей из очага и вновь упрямо бежал.

Мать - земля дала равноценные души человеку и оленю,

Оленя берёг и не обижал, на привязи не удерживал.

Добычу пёк в золе и варил с лиственничной заболонью.

Мороженую строганину нарезал длинными стружками,

Добавлял калёный кедровый орех с ягодой и запивал.

              «Родные души»

Отец диких оленей поднялся на самый дальний седьмой уровень неба,

К матери-прародительнице рода кочующего по Млечному пути оленят.

Двигаясь на свет, искал безродные души, блуждающие в туманной мгле,

В колючем холодке старался достучаться до сердец будущих мамочек.

Помещал не родившиеся души телят на кончики лучей утреннего солнца,

Оленёнок родился из небесной шерсти оленихи и бился со своей тенью.

Новорожденному оленёнку даровал успокаивающе прозвище предка,

Согревая дыханием незыблемость жизни покрытой изморозью и росой.

Попавшие в плен обечайки бубна из солнечной шкуры и лунных рожек,

Родные души обнимали свет и тень, переплетающие нити судеб будущего.

         «Добывание удачи»

Путеводная звезда удачи любит смелость и силу,

Таёжник сам себе добытчик, сам себе сбытчик.

Смог изюбря добыть – одаривал волка и ворона,

Чтобы стадо оленей за стариками не уходило.

Вырвавшись из объятия невзгод, судьба ждёт,

В чёрную пургу верный олень жизнь сбережёт.

Спящее сердце не знает радости и не видит снов.

Текучей смолой просит везение душевный взлёт.

Говорит внутри себя с оленями и зверя душой,

Большая мама - таёжный чум вечной кладовой.

       «Дети солнц»

Не замечая передвижение планет в рассветном небе,

Вырисовываются на горизонте склоны гор, синие дали.

На могучих скалах ветвистыми рогами подпирая небо,

Рожденные для любви олени о далёких мирах мечтали.

Из глубин веков взывая к людям живыми голосами,

Гордо несут головы телята, не теряя следы предков.

Не исчезая искрой грядущего огня в чёрных облаках,

От свиристящего ветра согревают души светом Солнца.

Узкой таежной тропой стада бредут друг за другом,

Солнечный олень и Оленята – дети кочующих солнц.

     «Тень Земли»

На закатном небе сохатый бодается с облаком,

Тлением времени трётся о лунный комочек,

Очищая от бархата рога перед началом гона.

Усталость сердца сбрасывая в небесную лазурь,

Мысленно спешащую в вдаль звёздных узоров.

Грозной тучей вниз рухнувшего брачного сезона,

Раскрытый настежь вырвется грозовой молнией,

Сбросив ветвистые рога в тень Земли невесомую.

Обожжёт глазами угли с остатками прошлых лет,

Грудью, вдыхая прохладу небес, обретёт новый мех.

       «Ледяной дождь»

Спряталась горная вершина в тени от облака,

Снег с дождем смешивается и возвращается.

Сверху бледные звёзды смотрят на дно ущелья,

На перевале лунные рожки бодают изморозь инея.

Слёзы ледяной измороси парят отсветом радуги,

По реке тайменевой туман за отблеском охотится.

У бездны гололедицы скользит Большая Медведица,

По не смытой мокрой мороси обозначив тропинку.

Съёжившись от сырости, олень дуновением мистики,

Из слякоти, на небо вновь рогами поднял солнышко.

        «Закон охоты»

Тёплый поток слов - подобен медвежьему меху,

В злую метель в снегу куропатке выживать теплее.

Человеку с хорошей судьбой охота в тайге в охоту,

Добывая удачу для семьи необходимое пропитание.

Урожайный на орех год поднимал с берлоги медведя,

С собакой по мелкому снегу гнал лося и пушного зверя.

Подкармливал зимующих птиц и самок с детёнышами,

Отводил месть и обиду духов покровителей животных.

Добытую голову с серьгой обращал к Полярной звезде,

Из клыков и когтей - ладил амулет приносящий счастье.

               «Замерзающая вода»

Мох густо усыпан опавшей лиственничной хвоей,

Золотая тайга  заглянула в прозрачную шугу рек.

В загустевшем тумане заплакали отлетающие птицы,

Под хруст ледка, затрещали рога и захоркали олени.

В разбитом копытами снегу копошатся сытые глухари,

Дразнят медведя-шатуна не боясь зимнюю стужу.

Кромка льда на речных берегах и рев изюбрей,

Зажгли промысловый огонь очищая злые мысли.

Глубина без дна отражением манит заката прорезь,

Целует метель нежную грусть опрокинутых небес.

     «Большая Медведица»

На небе звёзды в виде охотника и бегающих зверей,

Большая Медведица вовлекает в круг хоровода.

Осенью начинает кочевать параллельно горизонту,

Невысоко на северном небе, правее гаснущей зари.

Вечно кружиться по небосводу вокруг Мировой горы,

Выкармливая молочком медвежонка детёныша.

К полуночи уткнувшись в снег вершин, встаёт на дыбы,

Подтягивая метелицу к небожителям - тучей облаком.

Запечатлевая ночное время, отмечает место созвездий,

Зимовать провожает странников в восточную берлогу.

       «Оберег»

Искрящийся снег на Солнце хранил тайну следов,

Зверья уютно живущего в норах под кедрами.

Обнаружив берлогу, охотник разводил костер,

На землю укладывал в кучу старую одежду.

Почувствовав запах дыма, медведь вылезал,

Охотник стрелял и отбегал за стволы деревьев.

Раненый зверь, почувствовав запах человека, 

Бросался на груду одежды начинал её рвать.

Вмиг прицелившись, охотник делал шаг на встречу,

Ожерелье украшал оберегом - когтем медведя.

      «Лось-звезда»

По острому стрелы наконечнику Млечного Пути,

Большая Медведица гналась за лосем с детёнышем.

Размечтавшись об удаче и шкуре не убитого зверя,

Упустила добычу - летучую звезду над пасущейся мглой.

Мечтательный зверь снился с яркими лунными рожками,

Превращаясь в снежинку Лося-звезду над вершинами гор.

Светилась в искристой изморози сила в рогах его мощных,

Хранитель сохатый улыбался на пёстром покрывале ночи.

Шкурой прикреплённой к небу сгоряча обозначал зарю,

Солнечную искру ряженный  время взнуздал всполохом.

     «Фигурка птицы»

Вспоминая звёздное одеяние помощника творца,

Из дерева, сухожилий, меха и волоса, пера и пуха,

Мастерил грозовую фигурку духа - владельца бурь.

Внутри болталась изменчивая погремушка-язык,

Пел в темноте раздумий обвал бездонной синевы.

Закреплял исполосованную огнём молний голов,.

С боковых сторон прикреплял крылья-створки.

Закрывая видело небо легко вскружившую птицу,

Открывая человеческий облик в радужном глазу,

Дождь упавшей в облачную колыбель выжал слезу.

             «Живой бубен»

Обечайка выгибалась над открытым огнем очага,

Натянутая оленья шкура оживала на дереве обруча.

Грезили вершины окаймленные мглой и созвездиями,

Опрокидывая купол неба на неустанную погоню светил. 

Бисер украшал жильный отсвет Лун и отблеск Солнц,

Ремешками зари и железными подвесками комет.

Касание оленьего рога, обернувшегося в луч-рукоять,

Связывало Верхний мир со Средней брусничной тайгой.

Вскрывал зов из бездны вселенной пытаясь что-то понять,

Целебным духом гудел для алчущих птиц, зверей и людей.

                         «Медвежье игрище»

Не причиняя вреда, призванный блюсти порядок и честность,

Медведь проверял устройство жизни на земле, но был сражён,

Ворон желал помирить, пять душ добытого зверя с охотником,

Очистив снегом голову зверя, положил её между когтистых лап.

Устремляя нос на неподвижную звезду, окуривал чагой клыки,

Птица танцевала для духа-­предка, стараясь не обидеть хищника.

Из медвежьего дома приглашённые души отправляя в будущее,

Давая совет идти по не гаснущим звёздам к счастью спокойствия.

Взмахивая крыльями, птица гадала о предстоящей охоте-судьбе,

Подпевая охранительной песне вольных душ уносящегося зверя.

               «Чёрный ястреб»

Чёрный ястреб свободнее ветра, легче воздушного облака,

Заснеженная вершина тайги манит его лезвия грозных когтей.

Радостью наполняется сердце, Солнце в прищуренных очах,

Вдыхая шторм, оперением пронзает насквозь бесконечность.

Без преград времени и расстояний, меж просветами и тенью,

Хищная птица зорко и свирепо рыщет сквозь жизнь и гибель.

Сыпется Солнце с вечно рыхлой россыпи небесного снегопада,

Льдом глазниц, отразив душу, плоть и путь доверчивой пищи.

Разорвав застывший от страха прах, ненароком развеет печаль,

Вверх красиво взлетев, величаво щеголяет угрожающим клювом.

                «Породнённый зверь»

Новорождённого испытывала волчья стая, и он считался законным,

Одаряла подвеской из клыков и когтей, кормящая душа оберегала.

Ребёнок старался приблизиться к хищнику внешним уподоблением,

Не охотился на него во сне, давал животному возможность водиться.

Свирепый дух младшего брата оберегал и приносил охотничью удачу,

Чутьё предупреждало об опасности вольного зверя, живущего в душе.

Оголённой судьбой в суровой зыби ветров лютый волк не знал страха,

Разрывая клыком мглы пелену, лунный соратник пересекал тропинку.

Изменение неба отражало нещадность и жалость породнённого зверя,

Перед атакой прощупывающего жертвенного лося хищным взглядом.

Коллекция авторских экземпляров

Катышиндигеру. - Иркутск. -Артиздат. 2020 - 480 с.

Ловец Солнца. – Иркутск : Артиздат, 2019. – 376 с.

Ленточки странствий. – Иркутск : Артиздат, 2016. – 255 с.